“Опоздаю,” — холодно констатировал про себя Демиан, но шаг с основной дороги в чащу сделал твердо и без колебаний. Контракт с Эрионетом Гинвилором сулил редкую щедрость эльфов. Но волколак, охотившийся в окрестностях Севильена… Оставить его – все равно что отсрочить неизбежное. Плата от деревенских невелика, но цена бездействия могла быть куда выше: наткнуться на разъяренную тварь по пути в горы, да еще и с экспедицией… Нет уж, ни к чему такие приключения.

Чутье, как впрочем и зрение, не подводило, выжигая из мира все лишнее, оставляя лишь тусклый, но неумолимый след – отпечаток огромной лапы на мокрой земле, сломанную ветку, клочок бурой шерсти на шершавой коре дерева. Одинокая тварь, но от этого не менее опасная. Смесь старой запекшейся крови, гниющего мяса и дикой псины, усиленная мутациями до нестерпимой резкости – запах вел к скальным выступам.

И вот оно – логово. Заваленный костями вход в пещеру испускал тяжелое, густое дыхание смерти. Овечьи, собачьи… и свежие, еще не обглоданные дочиста, человеческие. Один скелет, обтянутый остатками плоти и одежды, лежал почти у входа – зловещее предупреждение. Северянин достал из небольшой набедренной сумки пузырек с эликсиром. Горькая, обжигающая жидкость разлилась по горлу, и мир тут же стал кристально ясен: шорох капли, падающей с листа, скрип ветра в кронах, жужжание мухи над падалью, каждый удар собственного сердца, замедлившегося и мощного.

Он приближался неторопливо. Волколаку не на что было рассчитывать, кроме своей ярости и голода: глубоко во мраке раздалось низкое, вибрирующее рычание, переходящее в протяжный, леденящий душу вой. Демиан замер, следя за тем, как потревоженный хозяин пещеры постепенно выходит на свет. Свалявшаяся шерсть, покрытая грязью и запекшейся кровью, глаза – два пылающих желтых угля боли, голода и первобытной ярости. Пасть приоткрылась, обнажая острые клыки, с которых стекала вязкая слюна. Зверь рычал, низко опустив голову, ширяя могучими плечами, царапая камень: сделал первый шаг, затем второй, третий, наращивая темп, рычание перешло в рев.

И бросился. Очень быстро для своих габаритов, чтобы свалить добычу и вцепиться в горло. Демиан увернулся от когтистой лапы в последний момент, рванул вперед и вниз, под брюхо зверя, одновременно взметнув острие меча. Металл встретил сопротивление мышц, пронзил плоть, скользнул по ребрам. Зверь взвыл в бешенстве, едва не сбив охотника с ног могучим размашистым ударом. Тот кувыркнулся по скользкой грязи и костям, впивающимся в кожу, и мгновенно вскочил на ноги, вытирая кровь с глаз и размазывая ее по лицу.

Волколак, крутанулся на месте, хрипло рыча. Боль, причиненная серебром, лишь сильнее разъярила его, заставив остервенело броситься в бой. Демиан отступал, парируя слепые выпады, уворачиваясь от клацающих зубов, которые пытались вцепиться то в руку, то в плечо, то в горло. Один взмах когтями вспорол рукав ведьмачьей куртки, другой чуть не снес голову. Мужчина пригнулся в последний момент, а после резко нанес два быстрых удара – меч глубоко рассек грудь твари от самого плеча, а после лапу, нацеленную в живот.

Северянин отскочил назад, создавая дистанцию. Едва раненый волколак бросился вперед, его отшвырнуло мощной ударной волной эргид’вира: зверь ударился о землю, оглушенный, потерявший ориентацию, и этого хватило, чтобы выиграть время. Вложив всю силу в точный горизонтальный удар, Демиан со свистом рассек клинком воздух, глубоко вогнав лезвие в шею существа. Раздался громкий, отчетливый хруст – ломались позвонки. Волколак содрогнулся всем телом, выпучил горящие желтые глаза, когда из его пасти хлынула кровавая пена. Несколько раз звериное тело дернулось в предсмертных судорогах, а потом все затихло. Один день потерян, но путь в горы стал чуть безопаснее.

* * * *

Должно быть, группа Эрионета уже вовсю томилась в грязной деревушке: Демиан знал, что эльфы, особенно изнеженные аристократы, будут от этого не в восторге. Что, впрочем, не волновало. Теперь же, вновь подъезжая к Севильену, – жалкому скоплению покосившихся хижин у подножия мрачных гор, – северянин еще издалека учуял уже знакомую симфонию местных ароматов: навоз, немытая немощь, влажное гнилое дерево – особый, удушающий букет человеческого поселения. Но и к вони, как ни странно, он был привычен. Староста, коренастый мужик с недоверчивыми глазами, с которым ведьмак перекинулся парой слов (а заодно отрубленной башкой волколака) у въезда, кивнул на двухэтажное, чуть менее покосившееся строение в центре. Демиан спешился, коня привязал к жердине у крыльца.

Дверь жалобно скрипнула, когда он толкнул ее плечом. Теплый, спертый, густой воздух, пропитанный запахом пота, влажной шерсти эльфийских плащей, пыли... Внутри было тесно, душно. Несколько пар глаз – эльфийских, острых, как отточенные кинжалы, полных любопытства, настороженности и явной брезгливости – устремились на него. Он видел их впервые: изящные, холодные черты, дорогую, но потрепанную и запачканную дорожной грязью одежду, искривленные губы. Как в эту компанию угодил один единственный человек, что выглядел потерянным рудокопом на балу фей, одним богам известно. “Да и срать.” В центре этого сборища – эльф с недоброй харей, готовый извергнуть поток самой изощренной брани. Эрионет Гинвилор.

Демиан шагнул внутрь, оставляя на полу грязь. Серебряный и стальной мечи в ножнах были переброшены через плечо, свободной рукой мужчина придерживал портупею. Он остановился, окинув собравшихся беглым, оценивающим взглядом. Повисла тишина. Даже Эрионет, открывший было рот для тирады, на мгновение потерял дар речи, пораженный видом опоздавшего, пахнущего кровью, падалью и дымом.

— Демиан, — произнес ведьмак низким, чуть хрипловатым голосом – сухо, коротко, без тени извинения. Снял мокрые, грязные перчатки, сунул их за пояс, и все же пояснил, — волколак задержал. 

Тяжелое молчание, натянутое как тетива, лопнуло под напором голоса Эрионета. Аль'маэр вскипел мгновенно, как котел с зельем, в которое плеснули ледяной воды.

— Ты, ведьмак, посмел опоздать из-за одной одичавшей псины? Ты понимаешь, сколько времени мы гнием в этой... этой помойке?!

— Не убил бы – потерять могли не только время, — Демиан встретил взгляд эльфа, и его светящиеся в полумраке глаза оставались непроницаемы.

Охотник говорил медленно, подчеркивая каждое слово. В его тоне не было оправдания, лишь холодный расчет. Он не обязан отчитываться, но контракт есть контракт, иногда объяснения экономили нервы. Иногда – нет. Гинвилор фыркнул, в очередной раз брезгливо окинув взглядом засохшую грязь и бурые пятна крови на лице и одежде ведьмака. “Ты похож на то, что этот зверь не доел. И пахнешь соответственно,” — читалось во взоре.

— Когда выдвигаемся? — спросил северянин.

— Через полчаса, — процедил Эрионет сквозь зубы, — лишняя минута промедления – роскошь, которую мы не можем себе позволить, — он махнул рукой, не закончив мысль, но в его глазах мелькнуло что-то жесткое, предупреждающее.

— Хорошо, — ведьмак кивнул, — пойду обмоюсь.

Это прозвучало не как предложение или запрос, а как констатация неизбежного. Простой план действий, не терпящий возражений. Горячая вода, холодная, ведро из колодца – ему было абсолютно все равно. Главное – смыть с кожи и доспехов засохшую грязь, кровь и вонь. Он уже разворачивался к выходу, когда раздраженный голос прорезал тишину:

— Сейчас? Ты заставляешь нас ждать еще? — аль'маэр даже не скрывал своего возмущения, — каждая песчинка в часах – это риск! Риск, что слухи достигнут чужих ушей. А ты собираешься тратить время на то, чтобы смыть грязь, которую навернешь через милю?! Мы уже потеряли здесь сутки в ожидании твоей милости, мутант!

Последнее слово повисло в спертом воздухе дома, тяжелое и острое, как отравленный клинок. Оно предназначалось ранить, унизить, напомнить о его природе, но главное – подчеркнуть наглую бесцеремонность грязного бродяги. Демиан остановился на пороге и медленно повернул голову. Его глаза – ледяные, нечеловеческие – скользнули по лицу Эрионета. В них не было ни злобы, ни обиды. Лишь холодная, почти отстраненная оценка, чем еще больше разозлил благородного эльфа.

— Вернусь – обсудим, — произнес он тем же ровным, не допускающим возражений тоном, будто Гинвилор просто пролаял в пустоту.

И, не дожидаясь продолжения тирады, вышел на улицу.

* * * *

Южный ветер, пропитанный ароматами хвои карликовых сосен, дикого лука и горных трав, к наступлению темноты практически затих. Дневной переход, хоть и утомительный, проходил на щадящих высотах: холод не спускался с вершин, и ночь дышала приятной, живительной прохладой после дневного тепла. Отряд расположился на достаточно широкой горной террасе, снизу скрытой от взора скальным выступом. Вокруг буйствовала зелень: сочные папоротники цеплялись за расщелины в камне, темно-зеленые кусты можжевельника отбрасывали причудливые тени, а где-то в густой траве поблескивали неугомонные светлячки. До мрачных руин Кайдриара оставалась еще половина пути.

Демиан сидел чуть поодаль от лежбища. Перед ним, в небольшом углублении, защищенном от случайных порывов ветра камнями, потрескивал костер. Пламя отбрасывало теплые, пляшущие тени на лицо ведьмака и на серебряный клинок, лежащий у него на коленях. Сонные голоса смолкли, сменившись ровным усталым дыханием: остальные члены экспедиции не так давно разбрелись ко сну, устроившись под защитой скалы.

Все, кроме одной.

Светловолосая эльфийка не спешила уходить. Как там ее звал Эрионет? “Элейлисс.” Она сидела чуть ближе к костру, чем Демиан, но все же на почтительном расстоянии. В девичьих руках был небольшой блокнот в кожаном переплете, а тонкое перо быстро скользило по странице, издавая едва слышное чириканье. Аристократка (в этом сомнений не было, по одной лишь выправке все заметно) периодически поглядывала то на раскинувшуюся внизу долину, то на небо, то задумчиво смотрела в пламя: тогда свет играл на ее золотистых волосах, собранных в небрежную косу, и высвечивал россыпи веснушек на переносице и скулах.

Вид отсюда и правда завораживал. Небо, еще не достигшее глубочайшей черноты, казалось темно-синим бархатом, усыпанным мириадами звезд – не ледяных алмазов, а теплых, мерцающих огоньков. Осколки Эстариса струились через него широкой, сияющей лентой жемчужной пыли. Внизу, далеко под ними, утопавшая в сизой ночной дымке долина была усеяна темными островами лесов и серебристыми нитями рек. Где-то там, в дымке, осталась деревушка Севильен. Здесь же царили тишина, тепло летней ночи и величие спящих гор.

Демиан бросил в костер несколько сухих веточек можжевельника – те с шипением вспыхнули, выпустив облачко смолистого, терпкого дыма. Затем его внимание вернулось к мечу. Методично, с привычной тщательностью, он чистил оружие, особое внимание уделяя основанию клинка и изогнутой рукояти, где могла скапливаться грязь. Проверил остроту покрытого рунами лезвия большим пальцем – не необходимость, просто привычка. После боя и долгой дороги этот ритуал очищения необходим не только оружию, но и ему самому – акт сосредоточения, медитации.

Холодный ветер, рожденный в гребнях вершин, нырял в ущелье с воем, пытаясь сорвать в пропасть все, что не вросло в камень. Тропа, еще вчера хоть и крутая, но проходимая, здесь сжалась до считанных сантиметров. Слева – крутая стена, холодная и безжалостная под пальцами. Справа – зияющая пустота, дно которой утыкано острыми скальными иглами, словно пасть гигантского каменного чудища. Ширина карниза местами – в два сапога, поставленных каблук к носку. Идти можно было только прижавшись спиной к скале, скользя боком, чувствуя каждый бугорок и трещину через ткань одежд.

Демиан шел последним в цепочке. Его ноги, обутые в прочные сапоги, ступали по камню с кошачьей уверенностью, сознание игнорировало головокружительную глубину провала, холодный разум отсекал примитивный страх, оставляя только острый, сфокусированный расчет. Он видел, как тела впереди идущих напряжены, как пальцы впиваются в камень до белизны костяшек, как капли пота, несмотря на ледяной ветер, скатываются по вискам эльфов.

Перед ним, совсем рядом, осторожно переставляла ноги его вечерняя компания у костра – Элейлисс. Золотистая коса трепетала на ветру, спина под дорогим плащом слишком уж прямая. Стоило бы отдать должное аристократической выдержке перед лицом бездны, но Демиан видел больше: мелкую дрожь в плечах, неуверенную постановку шага, слишком частые, поверхностные вдохи. Ее сосредоточенность на каждом движении была почти осязаемой, только все же недостаточной для этой тропы смерти.

И случилось неизбежное.

Она оступилась. Не на пустом месте: крошечный камешек, выбитый чьей-то ногой впереди, подкатился под ее сапог как раз в момент переноса веса. Эльфийка ахнула – короткий, перехваченный ветром звук ужаса. Ее нога резко съехала в сторону пропасти, тело потеряло точку опоры, заваливаясь в пустоту.

Демиан среагировал раньше, чем она успела упасть: разворотом и мгновенным рывком вперед, коротким, но выверенным. Правая рука молниеносно предотвратила падение, вдавившись предплечьем где-то под дамской грудью: пальцы схватились за складки дорогих одежд на боку, и мужчина рванул девицу назад, вновь впечатывая спиной в стену. Резко. Жестко. Все его тело стало упором, вжимавшим Элейлисс в холодный камень с силой, не оставляющей шанса на падение.

Перед собой, совсем близко, он видел глаза – серо-голубые, все еще широко распахнутые от осознания неминуемого. Эльфийка дышала часто, прерывисто, краска отлила от лица, взгляд то и дело метался к пропасти, где давно исчез тот самый роковой камешек. Ведьмак не отводил взора, прищурившись. Его лицо оставалось непроницаемой маской, без тени волнения. Он чувствовал дрожь девичьего тела, ждал, пока первобытный ужас не отпустит ее хотя бы настолько, чтобы она тут же не свалилась с ног. 

Они оказались лицом к лицу, слишком близко. Его грудь касалась плеча Элейлисс, испещренное шрамами лицо замерло в нескольких сантиметрах от ее побледневшей щеки. Для аристократки, возможно, – немыслимое вторжение, кощунство, для него – тактическая необходимость, точка опоры. Он чувствовал ее прерывистое, горячее дыхание на своей коже, запах дорогих духов, биение сердца, загнанного в бешеном ритме и видел каждую ресницу, каждую крошечную веснушку на переносице. Несомненно, леди была красива даже перед лицом страха.

— Не торопись, — голос абсолютно спокойный, как будто охотник говорил о погоде, — пусть они идут дальше, сперва приди в себя.

Девушка была прикована к скале и к нему – силой и абсолютным игнорированием любых границ в этот миг выживания. Ведьмак прекрасно знал, какая слабость может быть в ногах после такого. Взор Элейлисс по-прежнему периодически метался между его нечеловечески спокойными, светящимися глазами и зияющей бездной за его плечом. Ее дыхание постепенно становилось ровнее по мере того, как она возвращала себе контроль над ситуацией. Напряженное тело чуть расслабилось. Убедившись, что эльфийка не рухнет, Демиан только тогда ослабил хватку и отступил назад, все еще готовый подстраховать.

— Иди, — произнес он, глядя уже не на Тир’Анари, а на тропу впереди.

А после двинулся следом.